Многие из стихотворений представленных здесь были написаны

в разных камерах знаменитой Богатяновской тюрьмы, где автора

«содержали под стражей» по обвинению в тягчайшем преступле-

нии – нарушении паспортного режима, или, как говорили в старину,

- отсутствии вида на жительство…

Здесь я хочу, нет – жажду воскликнуть: братия-поэты, возблаго-

дарим Всевышнего за то, что по его манию многомудрые наши за-

конодатели наконец-то признали уголовное преследование «за про-

писку» в нашей великой, а – главное! – свободной стране – смеш-

ным и позорным абсурдом. Воспоем «осанну» и за то, что теперь

нас, бедных стихотворцев, не привлекут и за «тунеядство»! Господи!

Неужели настали времена, когда мы сможем получать наши Нобе-

левские премии без предварительных чистилищ, как-то: судов, тю-

рем, лагерей, высылок и проч., и проч.? Неужели возлюбленные ре-

дакторы не станут больше нырять за лупой в стол, не будут с

помощью означенного – всевидящего – приспособления выискивать

в наших бессмертных опусах «упадничество», «антисоветчину» и то-

му подобную собачью чушь? Неужели?

Александр Брунько, 1990г.

***

Ну что – скажи – для казака – УКа, ЗэКА?! –

Степь широка, ночь глубока – для казака!

В ночной сети – для казака – сазан-рассвет…

Ну что – скажи – для казака – тюремный бред?

Во все века – для казака – гривастый конь,

В твоем окне – для казака – дрожит огонь,

Он казака во все века сведет с ума…

Так на шута – для казака – сдалась тюрьма?!

…Летит дорога, что река, вишь – к небесам!

Но – если роковая страсть (плеть по глазам),

Но – если смерть (гроза во мгле заветных трав)

Он жив иль мертв – казак в седле…

Да нет – не раб!

***

Разве это я – о себе?

Я – убитый – лечу в седле

Над былинной гривой коня…

Ну а здесь – нет меня,

нет меня

Здесь, в подвале глухой тюрьмы,

Где продымленный сумрак – слеп, -

Сотня каторжных –

я, ты, мы –

Получает казенный хлеб.

Пайка хлеба – полкирпича…

Брезжит лампочка Ильича

В ватной мгле,

от натуги звеня…

Только здесь – нет меня,

Нет меня!

Я – убитый – во весь опор

Мимо черных лечу станиц,

Мимо дымных карпатских гор…

И решетки глухой узор –

Будто тень от твоих ресниц…

***

В окно тюрьмы виднее, чем в бинокли…

У неба грузного

полынный вкус!

Смотри и виждь:

в последний миг, быть может,

Да – на коленях, да – в грязи, в крови –

Я буду говорить с тобою, Боже,

На горьком, русском языке –

Любви…

***

Во степи – в краю метельных звезд –

Подарил мне друг нательный крест,

Подарил мне друг нательный крест;

Бог не выдаст, и свинья не съест…

Во степи – в краю златых станиц –

Есть такое место – Танаис,

Есть такое имя – Танаис …

Не смолчишь о нем, как ни таись.

Там – внезапно – предстает глазам

Башня – сумрачная, будто храм,

Башня – сумрачная, будто храм:

Тени призрачные по углам…

Милая!

В тот миг, когда

Ты явилась мне – в тот самый миг, когда

Ты, столетья длинные поправ –

Ощутил я, верно не спроста

Холодок нательного креста!

…Башня – сумрачная, как гроза.

Жадно

скрещиваются

глаза!

Искры, искры освящают мир –

От скрещенья ласковых рапир,

Вифлеемская звезда взвилась –

От скрещенья полуночных глаз!

…Тени по углам. Алтарь в огне.

Темная мольба: «Иди ко мне!» –

Вот оно:

в краю смертельных стуж –

Судорожное

скрещенье душ,

И – как в шторм команда кораблю –

«Я люблю тебя,

люблю,

люблю!»,

И – последний крик,

что вопль: «ГРЯДИ!»

…Крест метался по твоей груди…

***

Танаис, свет-лебеда,

Осень – не будет чудесней…

Только случилась беда –

Вмиг пробудилась песня!

Только любовь – с крыльца,-